Я никогда не видел эту женщину, знаю ее только по отрывочным рассказам, без начала и без конца.
Мои родичи, вероятно, познакомились с семьей Патимат в какой-то из летних поездок на юг. У родичей был жигуленек, заработанный на зимовках в Антарктиде, и в 70х-80х они каждое лето старались махнуть куда-нибудь из Ленинграда в теплые края. Вероятно, родичи случайно остановились на ночлег в доме Патимат в деревне где-то в Кабарде, так и познакомились.
Потом уже были взаимные поездки специально -- родичей в Кабарду к Патимат, ну и в противоположном направлении, Патимат в Ленинград. Думаю, Патимат приезжала за покупками. Ну, тогда такое время было: затовариться на семью в провинции было тяжело, а в Москве и Ленинграде -- более-менее...
У Патимат, еще не старой женщины, было четверо взрослых детей. Правда, один из трех сыновей где-то погиб. Так что, когда она в один из визитов в Питер приехала с двумя невестками, то одна из них была вдовой сына Патимат.
От еще одного сына жена ушла, бросив и мужа и детей. Это был домашний позор.
-- Бедный Ильяс! -- говорила Патимат, -- где ему теперь найти жену, которая согласится возиться с чужими детьми...
Семья Патимат держала скотину, и мои родичи, выросшие на обезжиренном ленинградском молоке, говорили, что с трудом переваривали жирное парное молоко от коров Патимат.
Кстати, про молоко... Вспоминаю, как я в 91 году, оказавшись деревне в Херсонской области, вечером купил трехлитровую банку парного молока, а к утру она оказалась на 2/5 заполнена сметаной... Собственно, это был единственный раз в моей сознательной жизни, когда я отведал настоящего молока.
Приехав к моим родичам в Питер, Патимат была поражена увидев в доме собаку. Доберманша Лота не только жила в квартире, но у нее было личное кресло, на котором она лежала, свернувшись калачиком. Родичи понимали удивление Патимат: они-то видели, что у последней кавказская овчарка жила во дворе, привязанная на цепи, а вместо будки у нее было что-то похожее на помойную яму. Когда родичи решили почесать эту овчарку, та решила, что уже попала в собачий рай.
В следующий приезд через год Патимат привезла в подарок подушечку, специально сделанную вручную из бараньей шерсти, для Лоты.
Кстати, Лота подарок не оценила и норовила подушечку с кресла спихнуть: и так места мало.
Патимат в Питере баловала своих гостеприимных хозяев блюдами, неведомыми бывшим блокадникам: хычинами, пирожками с зеленью, и еще какими-то, пытаясь описать которые в будущем, родичи только шевелили в воздухе пальцами, закатывали глаза, и сглатывали слюнки.
Патимат молилась по нескольку раз в день. Никому из родичей в голову не приходило тогда, что пару десятилетий спустя подобная религиозность может быть связана в общественном сознании с террористической угрозой.
Это была эпоха латиноамериканских сериалов. Вся страна садилась перед телеком, когда наступал час "Рабыни Изауры" или "Богатых, которые тоже плачут".
Патимат с ее невестками не составляли исключение.
Что поражало моих родичей, так это с какой глубиной они со-переживали происходящему на экране.
-- Ой... Любят, а никак им не соединится: он богатый, а она нищая!
-- Ну, что ты Патимат! Это же просто играют актеры. -- говорили родичи. Но эти доводы никак не действовали на Патимат.
При этом, к любовным коллизиям реальной жизни Патимат относилась вполне прагматично.
-- Скажи, Патимат, как ты думаешь, твой муж имеет любовницу?
-- Может быть... -- пожимала плечами она.
-- А ты не переживаешь?
-- Не сотрется, -- и усмехнулась.